В интернете нашёл очень хорошую статью. Мои мысли, только выражены, судя по всему, профессионалом. Пытался пробить, кто такой Юрий Кузнецов, но поисковик выбрасывал на актёра. Может быть, плохо искал?
Убраны ссылки на другие материалы, но они сохранены в оригинале. Ссылка на него будет ниже. Орфография автора сохранена. Внимание: текст объёмный.

Несвобода «более лучше», чем свобода?

(препарация российского рабства)

 

Сегодня нет той обреченной рабской российской безысходности о которой писали, например, Пушкин — «К чему стадам дары свободы?», Лермонтов — «Страна господ, страна рабов», Чернышевский — «Жалкая нация рабов. Сверху донизу все рабы». Мы можем препарировать и откорректировать рабские тенденции в мышлении человека. Занимается этим идеоанализ.

Идеоанализ, как метод, актуализующий, стимулирующий, восстанавливающий внутреннюю свободу человека, использует трехуровневый подход, образующий единую функциональную систему. «Система» в данном контексте выступает основным корректором, является субъектом коррекции — она, система, а не аналитик является активной стороной, т. е. исправляет идея, а не человек. Аналитик выступает лишь ремесленником, обязанным для «прививки» идеи выполнять требования метода. А дальше уж идея, как системный механизм, работает сама.

В чем же состоит системность метода? Три уровня мышления определяют системное единство трех уровней коррекции: субъективный (в психологии – поведенческий), объективный (в психологии – когнитивный) и относительный (в психологии – эмоциональный). Ранее к этим же трем уровням пришла личностно-ориентированная реконструктивная психотерапия. Еще раньше признаки той же самой трехуровневой системы появились в христианском учении, что, наверное, и обеспечило ему невероятную действенность и живучесть. Учение Иисуса Христа популяризовалось как учение для рабов, оно призывало не к физическому освобождению извне, а уничтожению рабского, зависимого мышления изнутри.

Это всё позитивное применение означенной системы. Но любой позитив имеет свое негативное зеркало, как любое открытие (нкапример — деление ядер урана) можно использовать на созидание (ядерный реактор), а можно из него же сделать разрушительное оружие (атомную бомбу). И такое «оружие» — негативное, деструктивное использование трехуровневой коррекционной системы в обратную сторону — не на освобождение, а на закабаление, уже давно имеется. Например, вместо освобождающего применения, на той же системной основе сложилась естественным образом сатанинская психотерапия насаждения рабства в российской армии. Там та же трехуровневая система работает на обезличку, стирание «Я» — перевод мышления от «мы», обезволивание, стерилизация личностных качеств, уничтожение творческой инициативы, как угрозы управляемости. Вот подробнее эти три уровня:

1) Поведенческий (субъективный), тренинговый уровень деструктивной коррекции — это традиционная муштра, плац, шагание под метрономно звучащий ритм, музыку, исполнение песен, в основном в «коробке». «Я» (субъект) в процессе тренинга исчезает, задача — чтобы человек начал мыслить от «мы». Не случайно строевая подготовка едва ли не всегда ставилась в русской армии на первое место относительно даже боевой. Зомбирующее значение ритма, вводящее человека в резонанс — это еще и введение его в зависимость, несвободное, манипулируемое существование. Даже природа наркологических зависимостей состоит не в каком-то мистическом «привыкании», а в том же самом ритмическом резонансе, в который попадает любой зависимый.

2) Когнитивный, рациональный (объективный) уровень деструктивной коррекции — демагогия политорганов, будь то политруки или священники (церковь, будучи порождением имперского византийского агитпропа, излагает евангельское учение в противоположном виде: не системном освобождающем, а абсурдном закрепощающем). Задача в том, чтобы подменить, смешать ценности, представить всё наоборот: муштра, тяготы службы — это хорошо; смерть почетнее жизни; навязать несуществующий долг, якобы «священный» и пр. В итоге солдат путает что хорошо и что плохо, растворяется, как оценивающий субъект, его мышление становится безопорным, случайным и хаотичным, как броуновское движение — это то, что требуется для обезволивания и полной управляемости извне.

3) Эмоциональный (относительный) уровень деструктивной коррекции — подавление, дедовщина. Задача — уничтожить, подавить индивидуальное хочу, приучить следовать внешнему надо. Не важно, от кого оно исходит — от «деда» или командира, главное — чтобы не от «я». Интервенция происходит жестко и отвязно 24 часа в сутки, показательно абсурдно и бессмысленно, ибо смысл — враг подавления. Человек должен быть доведен до эмоционального отупения, оценочная система (эмоция — это оценка) солдата должна быть нарушена.

Кстати, применяемый в бою крик «ура-а», которым российская армия весьма гордится, — это проявление того же рабского мышления. Для солдата общее «ура-а» заменяет на поле боя видимый строй на плацу. Обезличенный воин в отрыве от подразделения беспомощен как баран, отбившийся от стада. А как только он услышит раскатистое «ура-а» своих товарищей, то он уже не один, актуализуется его «мы» («Я» у него изначально выбито муштрой и вообще армейской системой), происходит самозомбирование, исчезает страх и он может идти с голыми руками хоть на пулеметы…

Система отличается от бессистемного набора-винегрета тем, что она устойчива, самовосстанавливается, если в ней нарушаются какие-либо элементы. Например, если в результате революции 1917 г. исчезают священники в армии, то нишу когнитивной пропаганды занимают политруки-замполиты. Сейчас, когда развалилась коммунистическая империя, в армию опять возвращаются капелланы.

То же самое относится и к другому системному блоку — эмоционального подавления. Сколько бы ни боролись очередные ретивые реформаторы с дедовщиной, она восстанавливается в еще более изощренном виде. Система залечивает любые прорехи.
Естественно, что армейская система обезлички, обезволивания и порабощения существует не по собственной инициативе.

Сама армия, будь она более независимой, скорее всего не придерживалась бы традиций российского рабства, а взращивала бы солдата, соответствующего облику современной армии — как инициативную, личностно развивающуюся боевую единицу. Однако армия выполняет еще и государственный заказ на воспитание удобного гражданина рабской системы, и делает это не только она.

В российской школе действует та же самая система с теми же самыми целями, но с несколько другими, более мягкими, соответствующими возрасту методами, так же, как и в армии, системно охватывающими все уровни мышления:

1) Поведенческий (субъективный) уровень — стирание «Я» ученика — это приучение его к деятельности, не относящейся к его субъективным желаниям, изучение предметов не из области его субъективного интереса. Традиционная советская школа выдавливала удовлетворение интереса учащегося во внеурочные кружки, дома пионеров, чтобы вскоре его творческий потенциал, ввиду оторванности от реальной востребованности, свелся на нет, и в основное время осталась только механическая привычка делать то, что принуждают извне, как оно ни было скучно, неинтересно и бессмысленно.

2) Когнитивный, рациональный (объективный) уровень деструктивной коррекции в школе — это шквальное вдалбливание бессистемного набора знаний. Мышление школьника таким образом хаотизируется, абсурдизируется, теряются точки опоры внутренней логики.

3) Эмоциональный (относительный) уровень — подавление собственной оценочной системы школьника, сообразной его субъективным устремлениям, и навязывание ориентира на внешнюю, не свою оценку — учителя, школы, класса, ЕГЭ и пр.

Российская школьная система воспитания рабства, пусть несколько более мягкая, но не менее эффективная, по сравнению с армейской, на выходе даёт для той же армии почти готовое «пушечное мясо». Показателен и типичен, скажем, случай с 16-ти летним Сашей Бочаровым в 2003 г., обезволенным настолько, что не мог сопротивляться приказам командира на военных сборах, полностью утратил инстинкт самосохранения — не снял противогаза во время кросса на 10 км. — и умер, захлебнувшись рвотными массами. Выполнена основная не декларируемая задача образования, которую, как и в армии, ставит заказчик — государственная российская система, которая, на самом деле, антисистема, деструктивная, рабско-милитаристская.

Основным субъективным мотиватором получения знаний в российской школе является страх. Ученика обкладывают различными плетками-пугалками — от будущей жизненной неуспешности, до вызова родителей в школу и угрозы исключения. В известной песне поется: «Школьные годы — чудесные, с дружбою, книгою, песнею, как они быстро летят, их не воротишь назад…», и едва ли не самым страшным наказанием является прибавка еще одного «чудесного» года — оставление на второй год. В реальности, если попросить даже самого конформного ученика охарактеризовать учебный процесс, то самыми безобидными эпитетами будут «скука», «неинтересно», «тягомотина»…

Противоположную свободную концепцию образования в России: не подавляющую, а разрешающую; не обезличивающую, а личностно-ориентированную; не нейтрализующую, а стимулирующую творческие способности ученика начал разрабатывать и воплощать Л.Н.Толстой. Однако эта его идея так и не нашла продолжения ни в царской, ни в социалистической, ни в демократической формации империи, и пока откладывается на неопределенное будущее, как чужеродный элемент для рабства.

Конечно, машина российского порабощения личности не ограничивается армией и школой. Рабство пронизывает все стороны жизни и все общественные и государственные институты. Например, тюрьма служит тем же целям, что и армия, отличающаяся от тюрьмы лишь формально — соотношением идеологической и физической колючей проволоки. Российская тюрьма никого ни от чего не исправляет, а просто приучает рабов к плетке. Государство рассматривает преступление как повод отправить человека в многолетнее рабство. В ростюрьме свобода не ограничивается, а именно заменяется на рабство...

И воспитание рабства у детей начинает не в школе, а обычно в семье. Скажем, когда бабушка наставляет внука: «Не делай так! Что люди скажут, что люди подумают?», она приучает его следовать внешней (не своей, чужой) оценке, стирая значимость оценки собственной, насаждает социозависимость. Когда мама с гордостью заявляет, что живёт, де, исключительно ради ребенка, то это автоматически означает, что и ребенок будет жить ради кого-то или чего-то внешнего (воспитание происходит в основном по принципу копирования родителей). Счастье и радости свободного человека такому ребенку, вроде бы обласканному родительской заботой, перекрываются воспитанием…

Что же такое вообще это неприступное рабство? Ведь оно же не сводится только к формальному, физическому владению человека человеком, а явление весьма более широкое? Наверное, впервые понятие рабства было расширено до зависимости вообще (в том числе и не от конкретных людей) в изначально анти-рабском учении Иисуса Христа:

– «Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: «вы сделаетесь свободными»? Ответил им Иисус: … всякий, делающий грех, есть раб греха». (Ин. 8:33-34)

Оказывается можно быть не только рабом кого-то (человека), но и «греха», что на светском языке означает — «деструктивности», т. е. раб — это пленник собственной разрушительности. Если углубляться в механизм деструктивности, то выяснится, что разрушитель всегда обреченно ходит по кругу, порой неосознаваемому, который разорвать не в силах, события повторяются, сила воли его нейтрализуется — это и есть зависимость, безысходное рабство, хотя формально никто физически человеком не владеет.

Сегодня многие россияне удивились бы, как тогда иудеи: от какого такого рабства нас освобождать, если никаким рабовладельцам мы не принадлежим, нет даже крепостного права, зачем нам какая-то иллюзорная свобода? Тем не менее, с формальной отменой крепостного права российское рабство никуда не делось, оно просто перешло в другие, более изощренные и скрытые формы, а «сумма» несвободы, количество зависимости осталось тем же самым, если не прибавилось еще больше. Кстати, алкоголизм и прочие подобные «привычки» — это тоже одна из форм воплощения рабства, легко перетекающего из одной формы зависимости в другую. Пресловутое российское пьянство — это «привет» от крепостного права — «я тут, я никуда не делось»…

К той же самой системе, что обнаруживается в евангелиях, пришел и идеоанализ, но, борясь с деструктивностью (по-религиозному — «греховностью»), как источником несвободы, он не может оперировать понятиями размытыми, образными. Наука имеет дело с объективно выявляемыми, подлежащими контролируемому вмешательству предметами. Поэтому мишенями идеоанализа являются тенденции отношений, устойчивые (статичные) «измы», которые легко диагностируются по любому высказыванию человека и корректируются даже заочным путём по специальной переписке. Общая систематизация «измов», их смысл и проявления — в теории тенденций.